Нынешний год - предпоследний во второй пятилетке госпрограммы форсированного индустриально-инновационного развития. Но на что направлено и куда идет это развитие?
Пока мы с вами в предыдущих номерах подробно разбирали программу инфраструктурного развития "Нұрлы жол", правительство подвело текущие - за шесть месяцев этого года - итоги другой, фактически параллельной госпрограммы индустриально-инновационного развития.
На заседании под председательством премьер-министра Бакытжана САГИНТАЕВА министр по инвестициям и развитию Женис КАСЫМБЕК доложил, что реализация программы благоприятно влияет на устойчивость и положительную динамику роста обрабатывающего сектора. Так, доля обрабатывающей промышленности в ВВП выросла с 11,6% в 2015 г. до 12,9% в 2018 г., в промышленности - с 39,5% в 2015 г.
до 40,9% в 2018 г., в экспорте - с 24,4% в 2015 г. до 28,7% в 2018 г., в притоке прямых иностранных инвестиций - с 15,5% в 2015 г. до 17,6% в 2018 г.
Если вы что-то поняли в этих цифрах - я вас поздравляю! Ясно, что обрабатывающая промышленность потихоньку улучшает свои позиции по сравнению (подразумевается) с горнодобывающей, и это вообще-то неплохо.
Однако есть два вопроса. Второй прибережем к концу, а первый таков: хватает ли этого небольшого процентного изменения для реализации индустриальной задумки и при каких численных значениях правительство сможет отрапортовать, что форсированное индустриально-инновационное развитие успешно завершено?
В самом деле, относительно развития инфраструктуры мы с вами установили, что дело это бесконечное, всегда есть что расширять и тянуть дальше. Но вот индустриализация... Должны же быть определенные критерии, по достижении которых можно будет заявить, что внешне ориентированный экспортно-сырьевой формат преобразован в работающий на национальную экономику.
Однако разобраться с такими критериями нам, похоже, не удастся. В тексте программы для нее установлено достижение шести главных критериев относительно обрабатывающей промышленности, причем почему-то к уровню 2012 года. Это: 1) прирост объемов произведенной продукции на 43%; 2) рост валовой добавленной стоимости не менее чем в 1,4 раза; 3) рост производительности труда в 1,4 раза; 4) рост стоимостного объема несырьевого (обработанного) экспорта не менее чем в 1,1 раза; 5) снижение энергоемкости не менее чем на 15%; 6) рост занятости на 29,2 тыс. человек.
Почему именно на 43 и 15%, в 1,4 и 1,1 раза и ровно на 29,2, а не на 30 тысяч человек, например, догадаться как-то можно: это посчитано обратным ходом от включенных в программу объектов. Но вот понять, как обстоят дела с практическим достижением этих критериев, тут целая головоломка.
Вот навскидку несколько строчек из регулярной отчетности комитета по статистике.
В программе предусмотрен рост стоимостного объема экспорта обрабатывающей промышленности на 19% к уровню 2015 года. Факт: 2015 год - $14,1 млрд., в 2017-м - 15,6 млрд, рост получается примерно 11%. Но… в 2014 году экспорт обрабатывающей промышленности уже был $18,5 млрд., и тогда получается за последние три года не рост, а падение, и как раз на 19%.
Или такое важное (и тоже бесконечное) для нас дело, как снабжение казахстанского рынка собственными ГСМ. В программе предусмотрен рост валовой добавленной стоимости нефтепереработки в 2019 году не менее чем в 1,7 раза к уровню 2012 года. По итогам первого полугодия 2018-го имеем к тому же периоду 2015 года 120,3% роста. Это отставание или опережение графика?
Или вот насчет производительности труда, которая по программе должна вырасти на 22% к уровню 2015 года. Но статистики рассчитывают ее в долларах, и получается вообще обратный ход: 2015 год - $34,4 тыс./чел. в целом по перерабатывающей промышленности, а в 2017-м - только $31,4 тыс./чел.
А по производительности труда в той же нефтепереработке вообще конфуз: к 2019 году она должна была вырасти в 2,6 раза к уровню 2012 года, факт же таков: в 2015 году было $128,2 тыс./чел., в этом году в три раза меньше - $41 тыс./чел.
Еще бы, ведь не прошло и года от утверждения программы, как тенге был девальвирован почти вдвое. В каких объективных единицах прикажете считать выполнение программы индустриализации?
Вот, например, валовая добавленная стоимость автомобилестроения дала в 2015 году 37,4 млрд. тенге, а в 2017 году - 82,9 млрд. Для отечественных машиностроителей это, безусловно, почти трудовой подвиг, но тенге-то стал легче вдвое, а стоимость импортируемых комплектующих эквивалентно тяжелее.
По производству сельхозтехники вообще печальная картина. В программе предусмотрен рост к 2019 году не менее чем в 1,5 раза к уровню 2012 года. Имеем: 2015 год - 15,9 млрд. тенге, 2017-й - 15,7 млрд. Фактически снижение более чем в 1,5 раза.
Наконец, такое тоже интересное для нас дело, как производство продуктов питания. Предусмотрен рост валовой добавленной стоимости к 2019 году не менее чем в 1,2 раза против уровня 2012 года. Имеем: 2015 год - 659 млрд. тенге, 2017-й - 847 млрд. тенге. При том, что в первой половине 2015 года тенге держал курс 185 к доллару, в III квартале улетел за 216, а в четвертом - за 300 к доллару. В 2017 же году тенге стоил в среднем 326 за доллар. И как же при таких курсовых "играх" можно оценивать любые экономические показатели, особенно с учетом того, что любое производство, любая стройка у нас в стране, пусть и сугубо для внутреннего рынка, - это от трети до половины и больше долларового импорта!
То же и в деньгах: на всю пятилетку ФИИР предусмотрено выделить ровно 643 млрд. 909 млн. 600 тысяч тенге. Подсчитано скрупулезно, и вся сумма аккуратно расписана по годам. Но тенге-то плавает. И какие на такой уплывающей основе могут быть планирование и выполнение планов?
И напоследок обещанный второй вопрос к программе ФИИР: а действительно ли на отход от экспортно-сырьевой зависимости направлены ее усилия?
Если вычесть такие вот уж поистине "вечные" объекты, как модернизация Павлодарского, Атырауского и Шымкентского НПЗ, заодно с вечно планируемым производством полипропилена, то остаются следующие ключевые объекты.
Строительство новых мощных горно-обогатительных комбинатов, Актогайского и Бозшакольского, обеспечивающих добычу и переработку до 55 млн. медных руд, что радикально решает проблему давно уже истощающейся рудной базы Балхашского и Жезказганского медеплавильного и медно-электролизного заводов. Плюс на Актогайском ГОКе создается собственное электролизное производство на 12 млн. тонн медной руды в год. Стоимость обоих ГОКов под стать размаху, а именно буквально прорыву в медной отрасли Казахстана - 4,5 млрд. американских долларов.
Еще увеличение до 6 млн. тонн в год производства стали в АО "АрселорМиттал Темиртау" вместе с сопутствующими 13 млн. тонн угля. Стоимость - 130 млрд. тенге.
А также еще один завод в составе АО "ССГПО" по производству 1,8 млн. тонн в год металлизованного продукта стоимостью около 100 млрд. тенге.
И еще один - четвертый - цех Актюбинского ферросплавного завода на 75 тысяч тонн сплавов, стоимость - 750 млн. тенге.
Еще строительство первой очереди Карагандинского завода комплексных сплавов мощностью 75 тыс. тонн в год.
Ну и, наконец, диверсификация и расширение ферросплавного производства уже на юге, в бывшей всесоюзной столице фосфорной промышленности - Таразе. Триста тысяч тонн ферросиликомарганца в год, стоимость - 29 млрд. тенге.
Что объединяет все такие действительно необходимые и мощные стройки? Три обстоятельства.
Во-первых, они как бы не совсем государственные, но государством субсидируемые. Во-вторых, это расширение и реконструкция всей той горно-металлургической базы, которая была создана еще в советские годы. И в-третьих, это все экспортно ориентированные производства, причем продукции, мягко говоря, не слишком высокотехнологичной, а проще говоря - сырьевой.
И при такой направленности программа ФИИР действительно обещает стать вечной - вечно держащей нас в сырьевой парадигме.
"Время", 30 августа 2018
