В последнее время все чаще приходится слышать, что Казахстан стоит на пороге больших перемен. Это подтверждает в первую очередь ситуация в обществе, накалившаяся в связи с последними государственными «акциями» устрашения. И хотя говорить о революционной ситуации в классическом ее понимании нет оснований, но, похоже, верхи уже не могут править по-старому. В связи с чем возникает непраздный вопрос: что с нами будет дальше? Ответ на него мы попросили помочь нам найти политолога Досыма Сатпаева.
Досым Асылбекович, начнем с простого вопроса: можно ли утверждать, что кризис у нас не только экономический, но и политический? Если да, то в чем его суть и как кризис проявляется на поверхности?
– Думаю, что этот вопрос не так прост, как кажется. Поэтому без определенных теоретических отступлений здесь никак не обойтись. Например, этимология слова «политический кризис» обозначает глубокое расстройство политической системы, которое выражается в нарушении ее нормального функционирования. Но существует ли в Казахстане вообще эффективная политическая система?
Короля играет свита
Хороший вопрос! А Вы сами как на него ответите?
– Если исходить из того, что эффективность любой политической системы определяется наличием т.н. базовых институтов, которые обеспечивают социальное воспроизводство и процесс социализации, то есть включения людей в политику, то в Казахстане таких институтов нет. Назовите мне хоть один такой базовый институт, кроме президентской власти?
Вы меня врасплох застали...
– А по-другому и быть не могло. Ведь то, что у нас называют политическими институтами, таковыми не являются, так как основная проблема заключается в «опережающей институционализации», которая характерна для большинства постсоветских государств.
В чем она выражается?
– Практически все политические и социальные институты в Казахстане существуют не как институты, а как учреждения. То есть система институтов не совпадает с системой учреждений. Получается, что формально мы имеем тот же парламент, но не имеем подлинно представительную власть. Или же мы имеем партии, но отнюдь не партийную систему.
Как я уже отмечал выше, единственный институт, который за эти годы укрепил свою власть, это президентская власть. То есть политическая система страны держится только на одной ножке в лице действующего президента и вертикаль власти приспособлена только к линейным решениям.
А как долго можно стоять на одной ножке?
– Ну, вечно продолжаться это точно не может. Позиции постоянного «арбитра» начинают слабеть. Тем более что другими подпорками системы являются элитные группировки, которые сгрудились вокруг этого основного центра принятия решений. Но, ставя во главу угла лишь свои партикулярные интересы, эти группировки играют антисоциальный, антисистемный и, как мы уже видим, даже антипрезидентский характер, прикрываясь уже упомянутыми учреждениями. Более того, они даже пытаются заменить собой эти самые учреждения.
Это, кстати, сейчас хорошо видно в так называемой антикоррупционной борьбе, которая ничем не отличается от межэлитных разборок. Отсюда превалирование узких групповых интересов над государственными задачами. Добавьте к этому «синдром временщика» в госструктурах. Высокий уровень коррупции и сокращение «социальных лифтов» для вхождения в элиту. Не стоит забывать и об эффекте отложенной социализации, которая ведет к низкому уровню политической и правовой культуры у населения.
Сейчас политическая система Казахстана напоминает карточный домик, который скреплен двумя скрепками. Первая – это ненадежный баланс внутриэлитных сил как некая гарантия политической стабильности. А вторая – коррупция, которая давно уже стала корневой моделью социального поведения для многих игроков. Их, кстати, легче контролировать после того, как все «замарались».
Вы видите какой-нибудь выход из этого «домика»?
– Единственным выходом могла бы быть политическая реформа сверху, так как снизу в условиях Казахстана ее тяжело будет провести. Но реформа сверху требует политической воли и сторонников внутри элиты, ведь речь идет о полной системной перезагрузке.
В результате этой перезагрузки должны быть укреплены три основных фундамента стабильности власти: высокопрофессиональный бюрократический аппарат (вместо олигархического корпоративизма); преданные интересам государства силовые структуры (вместо коррумпированных генералов); средний класс (вместо «новых богатых» и «новых бедных»). И вот здесь мы столкнемся с ключевым внутриэлитным противоречием мобилизационной модели. Речь идет о противостоянии верховной власти как инициатора модернизации и правящего слоя как инструмента модернизации. Получается, что если бы президент и захотел проводить политические реформы, у него не оказалось бы в руках ни одного эффективного инструмента, более того, он, возможно, столкнулся бы с явным саботажем со стороны тех, кто заинтересован в сохранении status-quo.
Хотя мы, скорее всего, уже упустили политическое время. И то, что сейчас наблюдаем, является объективным процессом, так как система, централизовавшись, теперь не может децентрализоваться сама. При таких условиях угроза политического кризиса возрастает в несколько раз, так как в стране отсутствуют амортизационные подушки в виде сильных политических институтов, которые могли бы обеспечить ту же самую преемственность власти.
От перемены премьеров система не изменится
На Ваш взгляд, связаны ли между собой экономические и политические проблемы, которые сегодня испытывает Казахстан? И что первично в данном случае – экономика или политика?
– В Казахстане всегда была первична политика, а точнее, доступ к распределению ресурсов. Именно этот доступ сформировал неконкурентоспособную экономическую систему, где бал правили особо приближенные к власти финансово-промышленные группы. И сегодняшние проблемы в экономической сфере были заложены внутри политической системы, просто кризис сдернул одеяло и показал ее малопривлекательную наготу.
Власть и бизнес всегда стремились использовать друг друга для достижения собственных интересов. Бизнес стремился использовать ресурсы госструктур для подавления конкурентов, властные игроки использовали ресурсы корпораций для упрочения собственных позиций в политической элите. При этом изначально подразумевалась аффилированность бизнеса с определенными внутриэлитными группами. Те, кто демонстрировал самостоятельность, теряли многое, в том числе и свободу.
То есть даже большие деньги ни от чего не уберегут?
– Я уже не раз отмечал, что при таких условиях в Казахстане владение крупными состояниями не гарантирует их обладателям ни личной независимости от власти, ни независимости от нее при ведении своего бизнеса. Крупный частный бизнес работает у нас так, как будто получил свои активы в распоряжение, а не в полную собственность. Государство определяет, будут или не будут осуществлены крупные коммерческие сделки, контракты, будут или не будут привлечены крупные частные и госинвестиции и т.п.
В таком построении взаимоотношений между бизнесом и властью нет ничего особенного, так строятся они во многих азиатских странах – Корее, Японии, Сингапуре, везде, где власть занимает главенствующую роль. Но в Казахстане к этому еще надо добавить высокий уровень коррупции, который изначально подрывает любую конкурентоспособность.
Провалы в госуправлении очевидны. Есть ли шансы изменить ситуацию к лучшему в рамках нынешней политической системы? Например, поменяв правительство или переформатировав «Самрук-Казыну»?
– Если в организме раковая опухоль, есть ли смысл лечить его ампутацией пальцев? Ведь мы говорим о системной проблеме неэффективного государственного управления, где любое учреждение или чиновник является лишь его частью. Можно проводить постоянные кадровые рокировки в правительстве, создавать и расформировывать холдинги, но воспроизводиться будет та же самая модель поведения, в которой акцент делается на максимизацию расходов, что выставляется как положительный результат. Хотя, например, в том же Сингапуре уровень заработной платы госменеджеров напрямую зависит от достигнутых экономических успехов на своем участке работы.
«Отец сингапурского чуда» Ли Куан Ю в одном из своих интервью как-то отметил, что самое главное в административной реформе иметь чистую центральную власть. Если люди наверху не являются образцом и примером моральных стандартов, которые они постепенно внедряют на более низкие уровни власти, сделать что-либо очень трудно. Следовательно, одно из главных условий успеха в Казахстане отсутствует.
Как Вы думаете, пойдет президент на смену правительства, как это прогнозируют некоторые эксперты, называя чуть ли не ближайшие дни – после дня рождения Назарбаева?
– Временной карт-бланш Карима Масимова на посту премьер-министра заканчивается. Аресты и коррупционные отставки членов правительства, задержания руководителей национальных компаний, провалы большинства антикризисных программ аккуратно фиксируются теми, кто давно уже жаждет получить премьерский пост. Ведь в условиях кризиса именно в руках правительства и ФНБ «Самрук-Казына» сконцентрированы значительные ресурсы, за которые схватка только усиливается. Кстати, удары по премьеру уже наносятся, взять хотя бы ситуацию вокруг бизнеса его отца или скандал внутри Агентства по статистике.
Кого Вы видите премьером после Масимова? Называют как Шукеева, так и второго вице-премьера Ахметова...
– Все это тактические вопросы. Уйдет ли Масимов, придет ли Шукеев – большого значения для системы это не имеет. Ну изменится незначительно внутриэлитный баланс сил, а дальше что? Кстати, возможно, что на этот пост метит и Ахметжан Есимов, судя по его публичному наезду на правительство.
Борьба одна,а целей много
В стране идет кампания по борьбе с коррупцией, но почему-то в серьезность намерений президента и его окружения никто не верит. Почему?
– У нас борьба с коррупцией для разных участников имеет совсем разные цели, но отнюдь не саму борьбу с коррупцией. Для президента антикоррупционная борьба в Казахстане является лишь дополнительным инструментом поддержания внутриэлитного баланса сил. Для самих околопрезидентских группировок это хорошая возможность расчистить площадку для себя. Для того же «Нур Отана» возможность провести шумную пиар-акцию.
Но последние аресты вызвали в обществе негодование. Возмущены даже те, кто раньше безоговорочно поддерживал «Ак орду». Неужели Назарбаев этого не понимает? Или это делает не Назарбаев?
– Многое зависит о тех, кто чаще и ближе находится к «уху» президента, формируя список потенциальных «сидельников».
Но окончательные решения по крупным фигурам принимает сам глава государства, который не изобрел ничего нового.
Он лишь применил старый и добрый механизм «контролируемой напряженности», которым, например, виртуозно владел Сталин, то есть через чистку элиты поддерживает ее лояльность.
Хотя возникает и обратный эффект, ведь бюрократический аппарат сейчас находится в состоянии сильного напряжения, так как для него непонятно, почему поменялись правила игры. Если раньше абсолютная политическая лояльность к власти была индульгенцией от прочих грехов, то сейчас это уже не действует. В результате бюрократический аппарат начинает терять доверие к верховной власти.
Но, может, кампания по борьбе с коррупцией просто используется некими силами в элите, чтобы решить свои шкурные интересы?
– Думаю, нет смысла равнять все дела под одну гребенку. В каждом есть свои мотивы и заинтересованные лица. Арест того же Туржанова нельзя ставить на одну плоскость с делом Джакишева или Искакова. И нет смысла все сводить только к «мистеру Зло» в лице группы Масимов – Кулибаев. Свои дивиденды от этого получают и правоохранительные структуры, которые обладают сейчас широкими полномочиями, и партия «Нур Отан», и внутриэлитные группы, которые метят на освободившиеся места. Одним словом, как в английском детективе, в круг подозреваемых входят все «члены семьи», которые оказались на месте преступления.
Против кого дружите, «девочки»?
Досым Асылбекович, сейчас ходит много раз-ных версий ареста Мухтара Джакишева. Какая из них более близ-ка к действительности?
– В одном из интервью вашей газете я уже отмечал, что Джакишев мог пасть жертвой нового передела влияния в атомной сфере Казахстана и дело Аблязова лишь ускорило этот процесс. Что касается российского следа, то сейчас говорят о родственных связях Школьника с одним из руководителей российской атомной компании. Но здесь преувеличивается роль влияния России на процесс принятия политических решений в Казахстане, особенно если речь идет о кадровых вопросах. С таким же успехом Россия могла бы менять руководителей многих наших нацкомпаний, которые также конкурируют с российским бизнесом. Конечно, скандал вокруг Джакишева сильно напугал иностранных инвесторов, чем может воспользоваться Россия, которая не скрывает своих атомных амбиций. Но основные «скелеты», по моему мнению, надо искать в казахстанских шкафах, а не в российских.
Но нет ли у Вас все-таки ощущения, что за обострением межклановой борьбы стоит не просто столкновение интересов, но идеологический спор о том, в каком направлении двигаться после Назарбаева?
– Такие ощущения есть. Как верно отмечают некоторые мои коллеги, действующие группы влияния не интересует даже преемственность президентского курса, а лишь вопрос их вертикальной и горизонтальной трансформации в случае ухода главы государства. Под первой понимается влияние на нового президента, а под второй – передел собственности. Вполне возможно, что для реализации этих задач уже реализуется сценарий с «зачисткой» в околопрезидентском окружении.
А возможна консолидация элиты после ухода Назарбаева? Или мы обречены на многолетние столкновения по украинскому варианту?
– Для Казахстана возможны все сценарии. И большинство из них, к сожалению, негативные. Хотя некоторые провластные идеологи сейчас любят говорить о том, что надо думать не о преемнике, а о преемственности президентского курса. Но здесь они грешат против истины, так как преемственность любого курса в любом случае осуществляют дееспособные политические институты, которых, как я уже отмечал выше, у нас нет.
Также непонятно, кого они имеют в виду под понятием «коллективный преемник»: всю элиту, партию «Нур Отан», Ассамблею народа Казахстана? Одним словом, занимаются никчемной словесной эквилибристикой, вместо того чтобы предложить реальный механизм перехода от стабильности, опирающейся на личность, к стабильности, основанной на эффективных политических институтах.
А это невозможно сделать без политической реформы. В противном случае страна окажется в руках дерущихся группировок. Здесь, кстати, можно согласиться с тем, что неэффективная власть и слабая оппозиция рано или поздно приведут к тому, что власть может перехватить третья сила. И не факт, что это будет лучшим вариантом для страны.
Есть ли политики в стране, которые способны объединить вокруг себя если не всех, то большую часть элиты?
– Из действующих политиков я таких пока не вижу. Они слишком увлекаются собственным самолюбованием в политическом зеркале. Но всему свое время. В Казахстане рано или поздно появятся как новые политические силы, так и новые политики. Это произойдет, когда в системе наступит серьезный перелом в связи с уходом действующего президента. Тогда мы еще с вами удивимся появлению новых политических карликов и великанов.
Как Вы думаете, решится ли президент на досрочный роспуск парламента и внеочередные выборы, ведь двухпартийная система у нас никак не складывается? Или все-таки к «Нур Отану» приставят спарринг-партнера?
– С точки зрения техники ничего сложного здесь нет. Но окончательного политического решения еще не принято. Хотя эксперты, действительно, давно уже рассуждают о том, какого спарринг-партнера представят для партии «Нур Отан» и из какой «глины» его будут лепить: «умеренно-оппозиционной» или по аналогу партии «Асар». Понятно, что с политтехнологической точки зрения легче сделать ставку на более предсказуемые «Ак жол» и «Адилет».
Но, с другой стороны, пример партии «Асар» показал, что можно создать очередной политической проект практически с нуля…
– При наличии денег и времени. Но при этом опыт партии «Асар» в свое время выявил две серьезные проблемы, которые могут возникнуть у любой политической силы, стремящейся на место второй пропрезидентской партии. Речь идет о синдроме «конъюнктурной дезориентации», когда политическая и бизнес-элита будет находиться в состоянии неопределенности по поводу того, на кого все-таки сделать ставку.
Плюс к этому возникает вопрос о том, какую идеологическую нишу займет новая партия. По логике вещей спарринг-партнер «Нур Отана» может сделать ставку на две политические ниши: национал-патриотическую, которую сейчас усиленно пытаются занять ОСДП и «Азат», и левоцентристскую, где до сих пор присутствует слабеющая КПК.
Но, по сути, не столь важно, будет ли в Казахстане двух- или многопартийная система, 7% или 3% избирательный порог. Гораздо более важным является понять, приведут ли парламентские выборы к изменению и модернизации действующей политической системы.
Троцкому следует противопоставить Троцкого
В среде чиновников ходят разговоры, что чуть ли не осенью или, может, чуть позже низы не захотят жить по-старому. А Вы как считаете?
– В своем вопросе вы делаете акцент на три ленинских главных признака революционной ситуации: политический кризис «верхов» и нежелание «низов» жить по-старому; обострение выше обычного нужды угнетенных классов; значительное повышение активности масс, вызванное наложением глубокого экономического кризиса на кризис политический. Но революция требует гораздо больше факторов, чем просто наличие социальной напряженности.
Кстати, Ленин также говорил о том, что не из всякой революционной ситуации возникает революция. В частности, для этого необходима одна или несколько революционных организаций, высокий уровень социальной агрессии, понятная идеология, чрезвычайная слабость государственной власти и «революционные силы» внутри элиты, чего мы пока не наблюдаем. К тому же власть давно уже пытается перехватить монополию оппозиции на социальные конфликты, создавая многочисленные клапаны для выпуска социального пара, будь то общественные приемные «Нур Отана» или ручные НПО.
А вообще искусство защиты современного государства основано на тех же принципах, что и искусство его захвата. Троцкому следует противопоставить Троцкого, так как классических полицейских мер уже недостаточно для обеспечения безопасности современного государства.
