Газиза Шаханова о попытке Казахстана копировать Россию в политическом дискурсе
На прошлой неделе г-н Христенко предложил Казахстану взять лидерство в евразийской игре, которая в последнее время больше напоминает "Клуб друзей России", а не экономическую интеграционную группу. Определенно, для кого-то из казахстанцев этот "прогиб" будет считаться ярким политическим событием, которым можно закрыть "евразийский год" или открыть какой-нибудь новый евразийский институт по изучению казахстанского феномена. Но для большинства думающих казахстанцев, скорее всего, возникнет вопрос — "Почему все, что говорят российские чиновники, так важно для Казахстана, и в чем причина этой патологической зависимости?". Само собой, так получилось, что казахстанцы уже давно живут политическими новостями о жизни двух президентов — Казахстана и России. В какой-то степени авторитет волевого президента Путина и предположение о том, что "владею русским языком лучше самих русских" стали предметом гордости не одного казахстанца. И, хотя доминирование России еще сильно, не так давно Казахстаном была предпринята своеобразная попытка уйти от влияния своего "северного соседа" — через модернизацию национального сознания.
Программа по модернизации сознания вызывает много вопросов: "Есть ли национальное сознание?", "Подлежит ли оно модернизации?", "Есть ли казахстанская нация?", "Если границы между этносами стираются во имя чего-то общенационального (казахстанского), то о возврате к каким традициям идет речь?".
Но происходящее дает повод заметить одно явное сходство с российским дискурсом о "Духовных скрепах". Является ли это согласованной линией политического руководства двух государств говорить о "своем, традиционном" почти в одно и то же время, или это старая привычка Астаны копировать Москву. Как бы то ни было, в обоих случаях политическое руководство Казахстана отчаянно ищет возможности "заякорить" будущее нации с российским курсом. Но наши государства шли к этому разными путями.
Россию толкнула к апелляции к духовным ценностям политическая изоляция (обострившаяся после событий в Крыму), а Казахстан — по привычке подражает России. В чем заключается опасность "подражания"?
Каждая страна, как индивид, в отдельности, испытывают неуверенность и регулярную потребность в уважении со стороны общества. Этот психологический феномен, характеризующий поведение государств, давно известен. Редко кому удается не зависеть от мнения окружающих, зачастую все происходит ровно наоборот. Те или иные субъективные высказывания политических лидеров или высших государственных чинов о "государствах-друзьях" либо "государствах-врагах" заставляют народы любить или ненавидеть друг друга. Ярким, но печальным примером является взаимная обвинительная риторика политиков России и Украины, превратившая в прах дружбу славянских народов. В определенном смысле, прямая зависимость Казахстана от признания официальной Москвы повторяет старую советскую иерархию, и до какого-то времени схема была удобной для обеих сторон. Однако крымские события 2014 года и объявленная Россией "миссия по защите русского мира" заставила казахстанцев задуматься о другом — разделяет ли в действительности он идею русского мира и располагает ли он достаточной степенью свободы по артикуляции собственной национальной идентичности и возврату казахстанского населения из-под влияния российского культурно-информационного поля.
Хотя сама по себе формулировка термина "модернизация сознания" довольно неоднозначна. Ведь обычно "сознание/умы/интеллигенция ведут за собой модернизацию", а "не модернизация экономики подтягивает национальных философов до своего уровня", это говорит о том, что, с одной стороны, зачастую Казахстан раньше занимал слабую позицию, т.е. заимствовал западные, либо российские реформы, чему не предшествовала работа национальных интеллектуалов. С другой стороны, Казахстаном все-таки предпринята попытка уйти из-под влияния России. Возможно, что попытка — слабая, Россия по-прежнему имеет сильное и прямое влияние на политическую, экономическую и культурно-информационную жизнь своего соседа. Но, как бывает у друзей детства — есть общие дворовые воспоминания, но уже нет общего будущего, пока оба не поймут, что развиваться "коллективно или толпой" — это не сильная позиция, а слабая. А отвечать одному за неудачи второго — это уже не позиция, а ее отсутствие. Таким образом, не важно, как называть казахстанскую инициативу — "модернизация сознания" или "воспоминания о своем, традиционном" — расценивать это нужно как "знак протекания процессов".
Итак, Казахстан намерен строить нацию сильных и ответственных людей через изменение национальной идентичности. Каким образом она формируется? Почти всегда идентичность государства определяется через наличие чего-то, что может дать стартовую точку для осмысления самих себя. К примеру, Россия использует образ Врагов — Америки, Европы (в целом, образ Запада) для формулировки собственной идеи — "Кем мы не являемся?". В последнее время российский дискурс, правда, зациклен на идеях гомофобии, и казахстанское общество автоматически переняло это. Так в чем же опасность подражания? Во-первых, следует понимать первоначальные мотивы действий российской стороны. В отношениях "Россия — Запад" существует порочный цикл бесконечной цепной реакции: Россия реагирует на оценку Запада и пытается доказать то, чем она не является, используя специфические якоря — "духовные скрепы", "семейные традиции", "евразийскую идентичность" как единственную зацепку для своего отличия от западных ценностей. Получается, что в формулировке своей собственной идентичности Россия — несвободна. Ее формулировка — это "производная" от западного представления о ней самой.
Казахстан — тоже несвободен в осмыслении своей идентичности. По инерции элита Казахстана чрезвычайно зависит от оценки России. Последний пасс господина Христенко Казахстану взять на себя роль лидеров ЕАЭС, может быть, и чрезвычайно почетен, но вряд ли это может служить основанием для казахстанцев считать самих себя кем-то более значимым в глазах россиян или в международном сообществе. Безусловно, можно соглашаться на роль "лидеров-авторов-двигателей евразийской интеграции", "братьев России по духу", "ближайших соратников по СНГ", как удобно. Суть в том, что авторство в формулировке "Кто мы — казахстанцы?" — не за Казахстаном. В данном случае наша идентичность пытается выглядеть как "производная от производного".
Помимо этого, Казахстан в чем-то добровольно уступил собственное информационное пространство для маневров российской идеологической пропаганды, в чем значительно упростил "виртуальную миграцию созерцающих умов" из своей страны.
Хотя в самом посыле возврата к традиционным ценностям нет ничего предосудительного, однако, наверное, нельзя сделать казахстанцев более традиционными, чем они есть сейчас. Есть объективная точка невозврата, когда общество, впитав в себя ценности современного мира, не желает возврата назад, о чем свидетельствует опыт некоторых стран, уже проходивших эти стадии саморефлексии "о своем, традиционном".
Россия сейчас возвращается к политической риторике времен имперской России, когда российские правители объявляли страну "жандармом Европы" или единственной настоящей Европой, четко сигнализируя о том, что русские ценности выше европейских. Сейчас российский информационный дискурс запитывается идеями того, что "Мир полон русофобии", "Россия вновь в кольце врагов", "Россия взывает к консолидации народа для отпора врагу" или "Духовное — важнее материального". Безусловно, Казахстану нет прямого дела до политического курса своего соседа, хотя сосед пытается насильно "держать в курсе" своей бурной жизни. Здесь важно помнить о своих убеждениях.
Во-первых, у Казахстана нет врагов, и на нас никто не нападал. "Загнивающий Запад", "Гомофобия", "Западные Либералы" — это не есть риторика казахстанского политического истеблишмента.
Во-вторых, следует помнить о том, что если Россия идет дальше по пути политической изоляции и единственным способом осознать свою важность является "возврат к некой уникальности своей нации или ценностей", то это — единственная возможность для соседей, откуда можно черпать вдохновение для дальнейших геополитических проектов. Казахстану следует видеть эти "психологические" мотивы.
В-третьих, те политические события, в которые вступила Россия, — это в какой-то степени ностальгия страны по сильному прошлому Российской империи и Советского союза времен Сталина. Возврат к жесткой, почти военной школе реализма и "придумыванию врагов" для осознания самих себя — путь специфичный, но поддерживаемый российским обществом. Но, является ли "российский путь" и казахстанским тоже. Скорее всего, нет. Любить соседа придется на расстоянии.
Газиза Шаханова
www.kasparov.ru, 29.08.2017
