И геополитические, и экономические выгоды от китайского проекта «Один пояс – один путь» выглядят весьма сомнительно. Поэтому инициатива эта – скорее попытка Китая экспортировать свой инфраструктурный пузырь в другие страны, с заведомо известным, неутешительным результатом
На прошедшем в Пекине форуме председатель Си Цзиньпин заявил, что инициированный им мегапроект «Один пояс – один путь» (ОПОП) – это «путь мира, процветания, открытости и инноваций». Что конкретно входит в «путь мира», а что нет, на данный момент неизвестно. Пока любой муниципалитет или провинция Китая пытаются протолкнуть свои проекты под эгиду пестуемой Пекином программы.
Фактически ОПОП – это зонтичное понятие, включающее около 900 различных инфраструктурных проектов (автомобильные и железные дороги, порты, электростанции, мосты и так далее) на разной стадии проработки более чем в 60 странах. Существует множество полуофициальных карт мегаинициативы, но в основном ОПОП базируется вокруг шести экономических коридоров из Китая в Европу и Южную Азию. Хотя инициатива направлена на инвестиции преимущественно за пределы Китая, инфраструктуру под нее планируется развивать и в самой КНР. Основной бенефициар – Синьцзян-Уйгурский автономный регион, из которого планируется создать хаб, связывающий Китай с остальной частью континентальной Евразии. Синьцзян граничит с восьмью странами и связывает страну с наиболее продвинутым на данный момент коридором Китай – Пакистан.
Финансирование ОПОП идет через созданный по инициативе Китая Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и государственный Фонд Шелкового пути (ФШП). Также финансирование привлекается из Банка развития Китая (БРК), Нового банка развития (НБР) и Экспортно-импортного банка Китая (ЭксИм). В проекты ОПОП инвестируются средства суверенного фонда КНР через Китайскую инвестиционную корпорацию и золотовалютные резервы Китая через Государственное управление валютного контроля. Общая сумма инвестиций неясна, на форуме Си сказал о $124 млрд.
Все дело в геополитике?
В Китае идет дискуссия о смысле программы – является ли она экономической или геополитической. Связанная с государством китайская исследовательская группа Центр изучения нетрадиционной безопасности и мирного развития отмечает, что ОПОП позволит создать альтернативные энергетические и торговые маршруты.
Можно предположить, что в случае конфликта Китая с США существующие торговые и энергетические маршруты (в основном морские) могут быть блокированы. Тогда пригодятся наземные маршруты, пролегающие через суверенные государства, которые, как считают в Китае, менее подвержены влиянию США.
Например, находящийся в аренде у КНР пакистанский порт Гвадар может стать альтернативным источником поступления энергетических и сырьевых ресурсов в Китай, если США перекроют узкий Малаккский пролив. Сейчас через Малаккский пролив проходит почти вся китайская торговля с Индией, Ближним Востоком, Европой и Африкой (более 50 тысяч судов в год, по данным EIA).
Однако, избавляясь в теории от возможного вмешательства США в текущие поставки по морским маршрутам, Китай попадает в зависимость от ситуации в странах-транзитерах, среди которых много бедных и политически нестабильных государств. Самый яркий пример – Пакистан, где экономический коридор проходит не только через горный хребет Гиндукуш, но и через земли, которые считает своими Индия (из-за этого Дели отказался от участия в форуме ОПОП). К тому же эта территория населена племенами, слабо контролируемыми пакистанскими властями, а потому уже сейчас Пакистан выделил 13 тысяч солдат для охраны китайских строек. В итоге Китай заливает Пакистан деньгами (в частности, Пекин дает Исламабаду кредиты во избежание валютного кризиса), но шансы на возврат этих средств сомнительные.
Пакистан – далеко не единственный пример политических сложностей, с которыми Китаю приходится сталкиваться по маршруту нового Шелкового пути. В феврале произошли масштабные антикитайские выступления в Шри-Ланке. Год назад изменения в законе о земле привели к антикитайским выступлениям в крупнейших городах Казахстана: хотя фактические объемы покупки земли в Казахстане китайскими инвесторами ничтожны, общественное мнение было уверено, что закон откроет путь для экспансии гигантского соседа. «В Китае давят уйгуров, а потом дойдут до нас», – распространенное мнение среди простых казахстанцев. Да и не только простых. Слухи о том, как в соседнем с Казахстаном Синьцзяне в один прекрасный день китайцы увезли в неизвестном направлении всю уйгурскую интеллигенцию, популярная тема для разговоров.
В итоге геостратегическая обоснованность ОПОП находится под вопросом. Думать, что с наземными маршрутами у Китая будет меньше проблем, чем с уже имеющимися морскими, по меньшей мере наивно.
Или в экономике?
Экономическая обоснованность инициативы также сомнительна. Пример – уже запущенный проект поставки грузов из Китая в Европу по железной дороге через Казахстан, Россию, Белоруссию и Польшу. За 2015 год Китай экспортировал в Европу по этому маршруту около 50 тысяч контейнеров TEU (стандартный 20-футовый контейнер). При этом один состав может доставлять до двухсот TEU максимум (обычно около пятидесяти). В то же время крупнейший в мире морской контейнеровоз CSCL Globe, управляемый China Shipping Container Lines, может за один раз перевозить 19 200 контейнеров TEU (а стандартный морской контейнеровоз – около девяти тысяч TEU). Таким образом, весь годовой объем китайского экспорта по железной дороге равен нескольким перевозкам по морю. Неудивительно, что 90% китайского внешнеторгового грузооборота осуществляется именно морским путем.
Наземный маршрут имеет некоторое преимущество в скорости: перевозка из Китая в Европу занимает 15–19 дней, в то время как морская перевозка – 33–38 дней. Однако для большинства грузов такая разница во времени доставки некритична (для ценных скоропортящихся товаров используется авиатранспорт), зато цена наземной доставки заметно выше – к концу года разница в цене между наземным маршрутом Урумчи – Дуйсбург и морским Шанхай – Роттердам будет как минимум в полтора раза в пользу морского маршрута.
При этом надо учитывать, что, несмотря на все разговоры о переносе производства с востока на запад КНР, главные экспортоориентированные кластеры в Китае по-прежнему находятся на восточном побережье. То есть, чтобы вести товар в Европу из точек на западе страны, где начинаются железнодорожные маршруты, их надо довезти сначала туда.
Неудивительно, что перевозки по железной дороге в Европу субсидируются властями Чунцина, Чэнду, Уханя и Чжэнчжоу, без чего экономическая логика этого маршрута сомнительна. Хотя перевозка по железной дороге может быть выгодна для некоторых нишевых товаров, в целом наземные трансъевразийские транспортные проекты проигрывают уже существующим морским. Дополнительными логистическими проблемами являются низкие температуры зимой (до -50⁰С), что портит некоторые товары и требует дополнительных расходов на специальные подогреваемые контейнеры, а также недостаточная обратная загрузка поездов товаром по маршруту из Европы в Китай.
Экспорт перепроизводства?
Одна из неявных целей ОПОП – обеспечить загрузку созданных в предыдущие годы избыточных мощностей в китайской промышленности. В 2016 году Европейская палата внешней торговли в Китае выпустила доклад о проблеме избыточных мощностей в Китае, в котором проанализировала ситуацию в нескольких отраслях.
Нормальной считается загрузка мощностей на уровне 80–85%, загрузка ниже этого уровня говорит об избытке мощностей. В США начиная с 1967 года средний уровень – 82%. В Китае дела хуже. По данным на 2014 год, в сталелитейной отрасли загрузка мощностей составляла 71% (против 80% в 2008 году). При этом сейчас Китай выплавляет стали в два с лишним раза больше, чем другие крупнейшие производители – Япония, Индия, США и Россия, – вместе взятые.
В алюминиевой отрасли загрузка – 76% (78% в 2008 году), производство в 13 раз больше, чем в США, и покрывает половину мирового спроса. В цементной отрасли – 73% (76% в 2008 году), это 57% всего мирового выпуска (у ближайшего конкурента, Индии, в девять раз меньше). В химической промышленности (25 тысяч компаний) из рассматриваемых шестнадцати подсекторов только три имели загрузку более 80%, четыре – 70–80%, остальные – ниже 70%. В нефтеперерабатывающей промышленности – 66% (против 80% в 2008 году). При этом нормальной в данной отрасли считается загрузка на 85–90% из-за высокой капиталоемкости и технических особенностей производства.
Большой вопрос заключается в том, найдут ли эти избыточные мощности рынки сбыта в тех странах, куда они будут переноситься. Пока что единственная масштабная программа переноса производств в рамках ОПОП действует между Китаем и Казахстаном. Запущенная в 2015 году, она сильно отстает от графика, а о коммерческих успехах говорить пока преждевременно.
Шоссе в никуда
«Китай хочет поделиться результатами своего развития с другими странами», – заявил на форуме Си. Но каковы эти результаты? Если Китай в рамках ОПОП собирается инвестировать в инфраструктуру развивающихся стран, логично предположить, что у себя дома, в привычной и понятной среде, он осуществлял эти инвестиции блестяще. Увы, это совсем не так.
В свежем исследовании «Инфраструктурные инвестиции ведут к экономическому росту или экономической хрупкости? Данные из Китая» экономисты Оксфордского университета собрали и проанализировали базу данных по 95 инфраструктурным транспортным проектам в Китае: 74 автодорогам и 21 железной дороге (классической, не скоростной). Годы строительства – 1984–2008; совокупный бюджет – около $65 млрд в ценах 2015 года.
Данные показывают весьма сложную картину: 75% проектов имели превышение по смете, при этом среднее превышение по всей выборке составило 30,6%, медианное – 18,5%. Сравнение с базой данных по похожим проектам в развитых странах (806 проектов) показало, что превышение сметы в Китае приблизительно такое же.
Средний срок строительства составил 4,3 года (3,9 года автодороги и 5,5 железные дороги). Средняя задержка срока по железным дорогам составила 25% времени и совсем отсутствовала у автодорог (5,9% по всей выборке). Эти данные лучше, чем в развитых странах, там средний срок проекта составил 6,9 года, а задержка 42,7%. Китайские показатели отчасти объясняются тем, что власти не церемонятся при оформлении земли и переселении людей.
Насколько эти проекты рентабельны и оправданны, учитывая загрузку инфраструктуры и плату за проезд? Здесь у Китая проблем оказалось гораздо больше. В среднем по больнице результаты неплохие: средняя недозагрузка трафика составила всего 5%. Однако это значение скрывает два экстремума – огромную недозагрузку и перезагрузку разных дорог. Приблизительно у двух третей объектов (64,7%) трафик оказался ниже ожидаемого: в среднем на внушительные 41,2%. При этом некоторые дороги были загружены менее чем на 20% от прогноза. Оставшаяся треть объектов (35,3%), наоборот, сильно перезагружена. В среднем по этой трети трафик был на 61,4% выше ожидаемого, вызывая пробки.
Оба экстремума нежелательны. Потерянные деньги – это и избыточные мощности, и недостаточные мощности, так как часто бывает дороже добавлять полосы к существующим дорогам, чем построить новые.
Но объем трафика – всего лишь косвенный показатель экономической эффективности проекта. Важна плата, взимаемая за проезд. Инвестпроект считается выгодным, если отношение выгод к издержкам (benefit-to-cost ratio, BCR) превышает 1 (желательно не менее 1,4). Но в Китае, как выяснилось, много проектов, которые даже близко не отвечают подобным критериям эффективности.
Например, шоссе Юаньцзян – Мохэй в южной провинции Юньнань. В этом случае финансовый BCR, рассчитанный выступавшим в качестве одного из инвесторов Азиатским банком развития, прогнозировался на уровне всего 1,1. Для оправдания инвестиции банк добавил различные положительные экстерналии для экономики в целом и спрогнозировал экономический BCR на 1,5. По факту смета проекта оказалась выше прогнозной на 24%, загрузка трафиком ниже на 49%, а стоимость проезда ниже на 53%. В итоге реальный финансовый BCR составил 0,2, а экономический (с учетом очень оптимистичных допущений) – 0,3. Существенно повысить BCR может только рост трафика и стоимости проезда, но это сомнительно: объект функционирует уже 12 лет, и пока серьезных улучшений не видно.
Насколько типичен этот пример? Из выборки 95 дорог данные по издержкам и выручке есть по 65 проектам. Из них 55% оказались похожими на Юаньцзян – Мохэй, их BCR ниже 1. Иными словами, они уничтожают стоимость. Другие 17% проектов были на грани рентабельности. И только 28% проектов действительно экономически эффективны.
Что говорит это исследование об общем положении с инфраструктурными инвестициями в Китае? В защиту инфраструктурных проектов можно сказать, что рост трафика все же возможен. По той же дороге Юаньцзян – Мохэй в последние годы он отмечается, хотя по-прежнему недостаточен для окупаемости проекта. Кроме того, финансовые модели для этих проектов рассчитывались с высокой ставкой дисконтирования (в случае Юньнаньской дороги она составляла 10%), а при более низкой ставке расчет BCR мог бы быть более благоприятным. Правда, учитывая, что в 1999 году (начало финансирования шоссе) Китай представлял собой бурно развивающийся рискованный рынок, высокая ставка дисконтирования кажется оправданной.
При этом исследование оксфордских ученых, конечно, говорит об инфраструктурном буме в Китае куда больше плохого, чем хорошего. Так, значительная доля проектов из выборки финансировались Азиатским банком развития и Всемирным банком (именно поэтому по ним имеется относительно подробная финансовая отчетность) – это были далеко не самые плохие проекты, иначе бы международные банки развития их не рассматривали. Проекты, не профинансированные международными институтами, вероятно, имеют более низкую отдачу.
Выборка отражает ситуацию в 1984–2008 годах: этот период характеризовался дефицитом инфраструктуры в стране и, соответственно, высокой отдачей от новых проектов. Чем больше страна строила новой инфраструктуры, тем ниже (при прочих равных) становилась экономическая отдача. Соответственно, можно предположить, что ситуация после 2008 года, который стал стартовой точкой для беспрецедентного посткризисного инвестиционного бума, стала хуже.
Наконец, многие исследования показывают, что дорожное строительство часто более эффективная инвестиция, чем другие вложения в инфраструктуру, например дамбы, мосты, аэропорты и так далее. А Китай успел настроить их в изобилии. Яркий пример – мост в Циндао, построенный в 2011 году. Самый длинный мост в мире (42 км) стоил $8,8 млрд (по данным The Telegraph). Он проходит над заливом Цзяочжоу и ведет в малонаселенный пригород Хуандао, по сути, в никуда. Мост дублирует существующие наземные дороги по побережью, подземный туннель и паромное сообщение, при этом сокращает маршрут лишь на 20 минут. И, удивительным образом, мост проходит по самой широкой траектории из возможных. Ожидаемый трафик 30 тысяч машин в день в итоге оказался в три раза меньше. Другие китайские инфраструктурные мегапроекты еще ждут своего детального анализа, но вряд ли они оправданны.
Экономисты привыкли подчеркивать важность инфраструктуры для развития, концентрируясь на связи между инвестициями в инфраструктуру и краткосрочным ростом ВВП. По определению, накопление физического капитала в виде новых мостов и дорог дает рост ВВП. Вопрос в том, нужен ли такой рост ВВП, если он не создает стоимость, а разрушает ее, одновременно накапливая долг.
Инициатива «Один пояс – один путь» – это попытка Китая экспортировать свой инфраструктурный пузырь в другие страны. С заведомо известным результатом. И действительно, по словам экономиста GaveKal Dragonomics Тома Миллера, даже сами китайские чиновники в приватных разговорах признают, что Китай готов потерять 80% инвестиций в Пакистане, 50% в Мьянме и 30% в Средней Азии.
Московский Центр Карнеги, 25.05.2017
