Формально каждая из 56 стран – участниц ОБСЕ – вправе внести свой вклад в положительную динамику трансформации этой организации. На практике вопрос в том, насколько весомым может быть вклад Казахстана, и так ли он ожидаем со стороны главных грандов ОБСЕ?
Немало экспертных дискуссий было проведено в преддверии председательства Казахстана в ОБСЕ. Лейтмотив которых — сомнение в реальных возможностях Казахстана. Были конечно предсказания о возможности начала реформ ОБСЕ, о потенциале Казахстана в качестве «честного брокера» при модерации диалога в замороженных конфликтах. Но в сухом остатке от этих дискуссий оставалась тревога о том, как бы это председательство не вылилось в игру между Москвой и Вашингтоном, а миссия Астаны не превратилась бы в имитацию независимой политики.
Четыре декоративных «Т»
Пока результат деятельности на посту неутешителен. Так, предположение, высказанное в российском МИДе о возможном сворачивании или как минимум реформе Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) ОБСЕ в период председательства Казахстана, так и осталось предположением. Не получила продолжения и инициатива Дмитрия Медведева о новом договоре по безопасности в Европе, ее также относили к возможной теме, которую могли бы поднять в этот период, учитывая, что внешняя политика Казахстана и России по вопросам стратегической безопасности синхронизирована. По-прежнему открыт вопрос о проведении саммита ОБСЕ в Астане, первом после длительного перерыва.
В результате официальная миссия Казахстана в ОБСЕ, названная «Четыре "Т"», выглядит весьма обтекаемо и в высшей степени комплиментарно. «Четыре "Т"» — это Trust («доверие»), Tradition («традиция»), Transparency («прозрачность») и Tolerance («толерантность»). Ознакомившись с расшифровкой этих тезисов на сайте МИДа, понимаешь, что, в принципе, они логичен, если помнить о дебюте в Казахстана как главы ОБСЕ и мягкой многовекторности политики Астаны.
А если отойти от завышенных ожиданий и сосредоточиться на реалиях председательства, то, по существу, перед Астаной стоит две задачи. Первая — Казахстан обременен необходимостью работать в рамках заданного ему сценария: скажем прямо — не раздражать Москву и Вашингтон. Это лишает Казахстан возможность проводить кардинальные реформы и выступать с активными инициативами. Не только из-за отсутствия большого геополитического ресурса, но и потому, что страны ОБСЕ не ждут от Казахстана подобной активности.
С точки зрения Запада, это председательство, скорее, некий жест постсоветскому пространству, символизирующий необходимость строительства «общего дома» от Атлантики до Центральной Азии. Таким образом, становится очевидным, что для Казахстана проект председательства в ОБСЕ имеет, прежде всего, статусный окрас — это вопрос международного престижа.
Если сосредоточиться на прагматической стороне дела, то появляется вторая задача. В период председательства Казахстан получит возможность детально подготовить собственные инициативы в области внешней политики; обучить дипломатов среднего звена работать по четырем трекам («корзинам» ОБСЕ); погрузиться в проблематику постсоветских конфликтов и создать базу данных для возможной организации альтернативных миротворческих проектов. В случае успеха этой миссии станет понятно, насколько реально достижение Казахстаном обещанной роли «честного брокера», посредника с более чистой, «не державной» репутацией.
По правде говоря, позиция «честного брокера» практически недостижима. Но она крайне востребована, если смотреть на проблемы не из Москвы, а из других столиц СНГ, особенно пострадавших в связи с этнотерриториальными конфликтами. От первой постсоветской страны — председателя ОБСЕ ждут не слов и конференций, а осуществления некоего позитивного импульса для дальнейшего развития организации.
Сделать это не на словах, а на деле очень трудно. Державы ОБСЕ не думают передавать Казахстану управление переговорными процессами, например на Южном Кавказе, и, скорее всего, будут принимать попытки Астаны сделать свой вклад в их урегулирование со снисходительной улыбкой. Но если бы даже Казахстану и предоставили бы такую возможность, то у него просто нет соответствующих кадровых и финансовых ресурсов для обеспечения миротворческой политики.
Бег по кругу: от лозунга к конференции
Выход из этого замкнутого круга, в принципе, возможен. Если нет возможности переходить от слов к делу, то можно двигаться от общих слов к более конкретным. Главное — не растрачиваться по мелочам.
Если, например, в приднестровском процессе роль ОБСЕ практически сводится к нулю, то не стоит на нем концентрировать усилия. Кроме того, интересы Казахстана в большей степени фокусируются на Южном Кавказе, нежели в этом регионе Восточной Европы.
В грузино-абхазском конфликте также нет просветов, позиции антагонистичны, но в тоже время можно нащупать поле для микроманевра. В этом конфликте острый дефицит активной челночной дипломатии между Сухуми и Тбилиси на уровне общественных организаций.
Используя ресурсы председателя ОБСЕ, имеет смысл продумать возможность подключения НПО из стран организации для информирования мировой общественности о ситуации в Абхазии, уровне социально-экономического развития, способах и качестве общественно-политического диалога в Абхазии.
Не игнорируя озабоченности официального Тбилиси и их предложений, возможно проводить в Астане встречи на уровне экспертов и представителей оппозиции Грузии и Абхазии. Однако ожидать подписания соглашения о неприменении сил между сторонами на данном этапе бессмысленно.
Схожий подход можно применить и в карабахском конфликте. В его отношении возможно разработать программу Trust («доверие») с конкретными графиками дипломатических мероприятий, выходящими за срок председательства Казахстана в ОБСЕ. Учитывая специфику полного отсутствия межобщинного диалога в этом конфликте, имеет смысл попытаться использовать и модифицировать наработанный в России формат встреч интеллигенции, так называемую «дипломатию послов».
Можно организовать поездку в Ереван — Баку — Карабах казахской общественности (неформальным лидером казахской делегации мог бы стать Олжас Сулейменов, обладающий очень большим авторитетом в среде азербайджанской элиты). Как и в случае с миссией послов Полада Бюль-Бюльоглу и Армена Смбатяна, данный визит должен осуществляться с последующей встречей с президентами стран и затем сопрягаться с обсуждением на специальной конференции в Астане приглашенной общественности из Баку и Еревана.
После детального погружения в конфликт Астане имеет смысл проанализировать предложения МГ ОБСЕ и, возможно, что-то добавить в качестве вклада в общую «калькуляцию» мирного урегулирования: порядок вывода армянских сил из пяти оккупированных районов, определение гарантий безопасности, стоимости восстановления и разминирования территории. Иными словами, изучить возможность участия казахских ведомств и компаний в нормализации жизни в Карабахе. Вот такая активность действительно стала бы содержательным вкладом нового председателя ОБСЕ.
"Республика"
