Экологическое ведомство, топ-менеджеры «Евразийского банка» и из других не менее громких дел и обвинений в коррупции и хищениях — можно вывести общий контекст: молодые представители госэлиты готовились жить и работать по одним стандартам, как вдруг оказалось, что делали они это неправильно. Причем, похоже, им об этом никто заранее не сказал.
В Казахстане новое поколение госэлиты оказалось в подвешенном состоянии, считает российский политолог Алексей Власов. Их учили жить и работать по одним правилам, а они вдруг взяли и изменились. И теперь все, что чиновники делали раньше, оказалось неправильным.
- Алексей Викторович, нет у Вас ощущения, что в Казахстане политическая и бизнес- элиты в череде бурных событий, которые сотрясают страну начиная буквально с нового года, несколько подрастерялись?
- К сожалению, и в России, и в Казахстане слишком много внимания уделяется вопросу персональных перестановок внутри элиты. Любое назначение или отставка рассматриваются в буквальном смысле под микроскопом, чтобы понять, кто стал «ближе к телу» или, напротив, кого «загнали за Можай». В итоге получается, что за деревьями не видно леса. Таким путем невозможно оценить реальное «состояние здоровья» или, иначе говоря, качество современной элиты.
К примеру, в любой, даже самой прозрачной, демократической системе неизбежна аппаратная борьба, кулуарные договоренности, теневые «фигуры влияния». Одновременно, и в публичной, и в закрытой части политического пространства Германии, Италии, Великобритании существуют гласные и негласные правила игры: если следуешь им, то, как говорится, можешь управлять своей карьерной судьбой, если сознательно идешь на нарушение правил, то это персональный выбор и политик знает, какое наказание он может за это понести.
В постсоветских странах все иначе. Публичное пространство состоит из виртуальных моделей партий, профсоюзов, НПО, оппозиции. А что касается негласных аппаратных правил то, как оказалось, их легко можно переиначить. В итоге управленец, который 5 — 7 лет жил по «серым законам» и был уверен, что это — правильно, поскольку на самом верху все об этом знают и принципиально согласны с его действиями, вдруг оказывается в состоянии культурного шока, когда ему говорят: ты — вор, ты украл у государства акции, нефть, газ и т.д. Не важно что. И никаких аргументов в защиту у него нет, кроме того, что три года назад его поступки считались нормой, а сейчас почему-то — нет, управленец представить не может.
И это отнюдь не только личная трагедия конкретных топ-менеджеров, это серьезная психологическая проблема для нового поколения государственной элиты, которое, как мне кажется, оказалось «в подвешенном» состоянии.
Я, кстати, выношу дело «Джакишева» за скобки в рассуждениях на эту тему. В нем, как мне кажется, гораздо большую роль сыграли факторы субъективного характера.
- Например?
- Например, борьба за передел уранового рынка. Здесь фактор внутриэлитных противоречий, возможно, сыграл роль гораздо меньшую, нежели внешние обстоятельства. Тем более, Джакишев занимал особое место во взаимоотношениях между «Ак ордой» и Мухтаром Аблязовым. Поэтому рассуждать о типичности его примера, как мне кажется, будет не совсем корректно.
В остальных случаях — экологическое ведомство, топ-менеджеры «Евразийского банка» и из других не менее громких дел и обвинений в коррупции и хищениях — можно вывести общий контекст: молодые представители госэлиты готовились жить и работать по одним стандартам, как вдруг оказалось, что делали они это неправильно. Причем, похоже, им об этом никто заранее не сказал.
Я не хочу вдаваться в подробности каждого конкретного уголовного дела, однако в совокупности вся атмосфера в Казахстане сегодня не способствует сохранению нормальных отношений внутри управленческих структур, где все большую роль играют молодые профессионалы, получившие образование в ведущих вузах России и Запада.
- Вы полагаете, что именно это поколение особо остро будет ощущать растерянность и неуверенность в завтрашнем дне?
- А какой практический опыт они извлекут из последних громких антикоррупционых скандалов? Можно последовать примеру партии «Нур Отан» и сотрудникам всех крупных национальных компаний прицепить значок — «Я против коррупции» или «I love финпол». Тогда в полном соответствии с традицией постсоветских государств вся сила уйдет в свисток.
Мне кажется, что нынешние проблемы, связанные с «включенностью» нового поколения государственных менеджеров в «серые схемы», по которым функционировали некоторые ведомства и коммерческие структуры, гораздо глубже затронули политическую и бизнес-среду РК. Со всей отчетливостью обозначился вопрос, которым казахстанские эксперты задавались еще несколько лет назад: что происходит в тот момент, когда молодые, амбициозные, прекрасно подготовленные спецы приходят в реальное дело, на уровень вице-министров, руководителей национальных компаний или крупных банков? Свежая кровь способствует оздоровлению бюрократического механизма и не слишком прозрачного чиновничьего аппарата или, наоборот, все новое успешно мимикрирует к сложившейся системе? На сегодняшний день ответ уже кажется очевидным.
- В чем Вы видите эту очевидность?
- Судя по числу коррупционных скандалов, в которые оказались вовлечены молодые вице-министры и руководители крупных банков, произошел своего рода «социальный отбор». Часть топ-менеджеров, видимо, в схемы вполне успешно вписалась.
- А та часть, которая, предположим, не захотела действовать «по правилам»?
- Вот тут интересный вопрос. Они что, не достигли каких-то определенных высот? Или, все же устояли, не ломая себя через колено, не вступая в сделку со своей совестью?
Еще раз подчеркну, речь не идет о так называемых младоказахах. Их время уже объективно прошло, и своим шансом реально что-то изменить они не воспользовались. По идее, должно прийти совсем другое поколение им на смену.
Причем поколение не в определенной возрастной категории, а скорее в категории ментальной, которое воспринимает участок доверенной работы не через призму местнических отношений или как некое «кормление», с которого 70% надо отправлять наверх тем, кто тебя патронирует, а как «государственное дело», за которое ты отвечаешь прежде всего перед страной и, как бы это высокопарно ни звучало, перед своей совестью.
- Вы встречали таких в подрастающем поколении чиновников?
- Знаете, в Казахстане таких молодых чиновников на самом деле много. Но не раз замечал: проходит время, и многие из этих людей начинают стремительно тускнеть, терять свежий взгляд на вещи, превращаются в элемент бюрократической системы, и количество свежих идей в голове обратно пропорционально набранному весу в прямом смысле этого слова.
- Но это чья проблема? Системы в целом или конкретного человека?
- Мне кажется, что это проблема и системы, и человека, и, наверное, все-таки в большей степени это проблема человека, потому что правы те, кто говорит: каждый имеет возможность сделать свой собственный выбор. Желание достичь большего и в статусе, и в деньгах не должно приводить к противоречию с определенными нравственными критериями. Поэтому я бы сказал так: личностные качества первичны, но проявляются они в рамках определенной системы.
- Однако когда начинают «кошмарить» силовики, ситуация отнюдь не столь однозначна...
- Когда сегодня в Казахстане чиновника или топ-менеджера начинают «кошмарить» только потому, что изменились правила игры, элита и госаппарат переживают жесточайших стресс. Привычный мир обрушился, а как жить по-другому просто забыли. Что будет дальше с этим «поколением без названия» предсказать не берусь.
- А почему «без названия»? Давайте попробуем определить границы, характеристики и признаки этого пока «неназванного» поколения.
- «Неназванное» поколение оно потому, что недостаточно четко оформилось, не самоидентифицировалось. Фактически, это два разных возрастных слоя — те, кому около 40, и ребята, которым 25 — 28 лет. Их объединяет искреннее желание что-то серьезно изменить в окружающей их жизни, но, главное — это особое ощущение внутренней свободы. У них нет страха перед агашками. И, конечно, порядочность. Не только в денежных вопросах, но и в семейной жизни.
Я не имею в виду, упаси боже, какой-то политический контекст. Нет. Речь идет о цивилизованных формах строения бизнеса, политики, гражданского общества. Одни пришли к этому через полученное образование, другие — через опыт бизнес-проектов и участия в управленческой деятельности. Поэтому границы, характеристики и признаки этого поколения формируются на наших глазах, и от того, насколько успешной будет его «кристаллизация», во многом зависит будущее Казахстана.
- Как Вы считаете, кто более теряет от того, что вот это поколение оказалось в столь неопределенном положении?
- Я полагаю, что потерять его для современного Казахстана, по сути, означает утратить шанс на дальнейшую модернизацию, если брать за основу этих перемен не количественные параметры, а именно качество человеческого капитала.
